3. Встреча

Я вернулась в Корсор в понедельник 3-го января, 1927 года. Занятия в школе начинались через неделю. Я сказала Вальборг, чтобы она не приходила до субботы. Следующие несколько дней я хотела провести сама с собой.

На следующее утро я пошла на прогулку вдоль берега Стор Баэльта. Холодный буйный ветер хлестал мне в лицо, но я плотнее обернула горло шарфом, наклонила голову вперёд и пошла против ветра. Идя, таким образом, против стихии, я обрела решительность.

Что бы ни предстояло мне, возвращаться я не собиралась, пока не найду ответа на свой вопрос.

Когда я вернулась в свою квартиру на ланч, мне совсем не хотелось есть. Я заварила чашку крепкого кофе и зажгла сигарку. Затем я пошла в гостиную и посмотрела на полки с книгами на противоположной стене. Я прочитала имена авторов; Киркегаард, Онслегер, Ибсен, Шекспир, Диккенс, Толстой, Платон. Я читала их, цитировала, рассказывала о них, но у них не было ответа для меня.

В самом правом углу на верхней полке мой взгляд упал на простую книгу в чёрном переплёте.

В педагогическом колледже Библия была элементом обязательного курса по религии и истории церкви. Я читала её ровно настолько, чтобы сдать экзамены, но никогда не заходила дальше этого. Могло ли в Библии быть что-то такое, чего я не могла найти в других книгах, которые я изучала с таким усердием? Я поколебалась немного, затем достала её с полки

Усевшись в своё любимое кресло, я подержала некоторое время Библию, не открывая её, раздумывая, откуда начать. Логично казалось начать с Нового Завета. Я нашла первую главу от Матфея, быстро просмотрела генеалогию Христа и прочитала описание Его рождения и детства. Простота повествования Матфея резко контрастировала с изысканными Рождественскими празднованиями, в которых я недавно принимала участие.

Я прочитала описание крещения Христа, искушения и первые примеры Его публичного служения. Конечно, в этой книге была несравнимая этическая красота, которой не было ни в какой другой из прочитанных мною книг, но я не могла понять, как это относилось к моей ситуации сейчас. Когда я дошла до Нагорной Проповеди, с её Блаженствами в начале, я стала читать медленнее, останавливаясь на каждом Блаженстве, спрашивая себя, а какое это могло бы иметь отношение ко мне.

Вдруг, когда я читала четвёртое Блаженство, у меня вдруг захватило дыхание: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (От Матфея 5:6). Алчущие и жаждущие… Может быть, именно это было то, что я испытывала то, что я не могла выразить словами? Осмелюсь ли я приложить эти слова к самой себе?

Я остановилась и на стихе 10-ом: «Блаженны изгнанные за правду». Это не имело смысла. Почему это кого-то будут гнать за поиски правды?

Когда я медленно читала главы 5 и 6, то это было похоже на блуждание по лесу. Из-за нависающих ветвей почти не было видно тропы; но то тут, то там прорывался луч света, который ободрял меня. Затем, когда я добралась до 7-ой главы, это было. Как если бы я пришла к просеке, где на меня стали изливаться прямые лучи солнца:

Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает… (От Матфея 7:7, 8)

Просите… ищите… стучите… Конечно, это было мне под силу. Я продолжала читать, и снова свет стал ярче и чище: Входите тесными вратами… потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их.

От Матфея 7:13, 14

Где-то впереди на пути, по которому я шла, были врага. За нимибыл путь, который вёл к миру и исполнению. Прежде, чем попасть на этот путь, мне надо было найти и войти через ворога.

Я посмотрела на часы, висевшие на стене над пианино. Было почти четыре часы дня. С тех пор, как я начала читать, прошло почти три часа. За окном темнело. Я включила свет и задёрнула тяжёлые парчовые занавеси на окне. Я хотела остаться наедине со своими мыслями. Я начала ходить по комнате, рассуждая о прочитанных словах. Просите… ищите… стучите… Конечно, я искала не один месяц. Но просила ли я? Кого мне надо было просить? Подразумевал ли Христос молитву?

В детстве меня учили проговаривать Отче наш каждый вечер перед сном. К двенадцати годам это стало монотонной рутиной. Фактически, я вспомнила, как однажды вечером я помолилась Отче наш десять раз подряд, чтобы избавиться от молитвенного груза в течение следующих девяти дней. Кроме этого, я участвовала в обычных общих молитвах и ответах в те дни, когда я посещала церковь. Но мысль об индивидуальной и непосредственной молитве к богу, молитвы словами, которых не было в молитвеннике, эта мысль была непривычна и пугала меня. И, тем не менее, я не могла уйти от слов Христа: «Просите, и получите…» Если Христос требовал, чтобы я просила, то, как же я могла ожидать ответа без просьбы?

Я остановилась перед креслом, на котором раньше сидела. Стать ли мне на колени? Некоторое время я колебалась. Затем я преклонила колени и склонилась над сидением, упираясь локтями о мягкую бархатную обивку. Я начала про себя: «О Боже…». Но что-то было не так.

Нужно ли было молиться вслух? Мысль о том, что я услышу свой собственный голос, испугала меня «О Боже. » Я сказала это вслух. Звук голоса в пустой комнате был дребезжащим. Я снова сказала это: «О Боже…». Затем в третий раз «О Боже я не понимаю я не понимаю Кто такой Бог, Кто такой Иисус, Кто такой Святой Дух… но если Ты покажешь мне, что Иисус реален, я последую за Ним?»

И в комнате, знакомой мне, со звуком часов, отдающемся в моих ушах, произошло что-то такое, к чему меня не подготовили ни моё происхождение, ни моё образование. Мой ум совершенно отказывался принимать то, что видели мои глаза. Теперь я смотрела не на спинку стула. Вместо него надо мной стояла Личность.

Ноги этой Личности были закрыты длинным белым одеянием. Я медленно подняла свой взгляд. Над своей головой я увидела две распростёртые руки, как бы благословляющие. Я подняла свой взгляд ещё выше и увидела лицо Того, Кто возвышался надо мной.

Всё моё тело начало дрожать. Непроизвольно мои губы произнесли: «Иисус!» Но Он исчез до того, как я это сказала. Я снова оказалась перед креслом. Я увидела две вмятины от своих локтей на зелёном бархате сидения. Действительно ли минуту назад надо мной Кто-то стоял? Или же я стала жертвой быстрой и невероятной галлюцинации?

Я подняла голову и медленно осмотрела комнату. Внешне ничего не изменилось. Тем не менее, в комнате было нечто такое, чего не было минуту назад. Я вспомнила то мгновение, когда я вошла в комнату, где лежало тело отца. Сейчас я чувствовала вокруг себя точно такое же присутствие. Комната была буквально заполнена им. Оно было не только вокруг меня, но и внутри меня глубокий, безмятежный, переполняющий мир.

Я вдруг поняла, что Бог на самом деле ответил на мою молитву! Он сделал именно то, о чём я Его попросила. Он показал мне Иисуса. Я видела Его одежду и Его протянутые руки. В течение одной невыразимой минуты я смотрела в Его лицо. Я поняла одно, Христос жив вечно, в полноте и блеске славы! Вся сумма человеческого знания побледнела до незначительности по сравнению с этим одним единственным фактом.

Вдруг молитва перестала быть усилием. Я не смогла удерживаться от благодарности «О, благодарю Тебя» – плакала я. «Благодарю Тебя!»

Мою душу переполнила радость. Её нельзя было ни сдержать, ни выразить. Я поднялась на ноги и начала ходить туда-сюда. Каждые несколько минут меня переполняло свежее осознание того, что случилось. «Благодарю Тебя!» – вырывалось у меня снова и снова. Я села за пианино, пытаясь как-то выразить свои чувства. Я вспомнила тот гимн, который вызвал мои слезы накануне Рождества. Я наиграла мелодию на пианино.

Затем я начала напевать слова вслух в своём собственном сопровождении: Мой Спаситель и Мой Заместитель. Пусть все Тебя приветствуют! Ты получил терновый венец от мира; Но, Господи, Ты видишь, что я хочу Венок из роз вокруг Твоего креста Помоги мне найти благодать и мужество для этого! Я пропела эти слова снова и снова. С каждым разом мой голос звучал всё сильнее и яснее. Из моих губ текла река мира в те слова, которые я пела.

Я потеряла счёт времени. Я то молилась, преклонившись у кресла, то садилась за пианино и пела. Когда я снова посмотрела на часы, то было 10 часов вечера. Шесть часов пролетели как шесть минут.

В конце концов, я разделась и приготовилась ко сну. Выключив свет, я спокойно лежала в постели, всё ещё повторяя слова благодарности: «О Боже, благодарю Тебя! Благодарю Тебя!» Примерно около полуночи я погрузилась в безмятежный сон.

На следующий день рано утром я тепло оделась и пошла на длинную прогулку вдоль Стор Баэльта. «Как странно?» – сказала я самой себе. «Всё выглядит таким свежим и чистым…. Почему я не видела этого вчера?» За одну ночь самые знакомые мне предметы приобрели новую красоту. Белые пики пены, высвеченные то там, то здесь тонкими струями солнечного света морские чайки, кружащие над головой с пронзительными криками щетинистая трава на песчаных дюнах, склонявшаяся от резкого ветра всё свидетельствовало о гениальности их Творца.

Вернувшись в квартиру, я возобновила чтение Евангелия от Матфея с того места, где я остановилась накануне вечером. Разница была ещё более поразительной, чем на берегу Стор Баэльта. Я больше не пыталась пробраться через лес по затемнённой тропе. Я попала в полный и ясный солнечный свет. Я буквально чувствовала себя участником разворачивавшихся передо мной событий. Через всё это вырисовывалась Личность Самого Иисуса теперь не просто историческая фигура, но живая и настоящая Личность.

В полдень я наскоро перекусила, затем отодвинула от себя тарелки и положила на стол Библию. Рядом с ней я поставила чашку кофе и только что зажжённую сигарку. Некоторое время спустя я заметила, что дым от сигарки витал над открытыми страницами библии. Я спросила себя, а правильно ли это, что между мной и Библией был дым? Этот дым казался завесой, закрывающей от меня образ Христа. Я подумала о том, какую роль в моей жизни играло курение. Я начала курить с тех пор, как поступила в колледж. Каждое утро Вальборг будила меня с чашкой кофе и сигаркой. Никакая еда не казалась полноценной без этой комбинации. В моменты напряжения или стресса у меня была та же самая реакция взять и покурить. Несколько раз я даже заставляла Вальборг прекращать всё, чем она занималась, и покупать мне сигары, когда они заканчивались, упрекая её за непредусмотрительность. Я посмотрела на сигарку, лежавшую в пепельнице передо мной.

Разыгралось ли моё воображение? Или же какая-то зловещая сила удерживала меня в рабстве? Я почувствовала себя, как птичка, зачарованная взглядом змеи. Я знала одно – никаким усилием воли я не могла отказаться от пристрастия к сигарам.

Неожиданно мои губы произнесли: «Боже, Ты знаешь, что я никогда не смогу отказаться от этой привычки. Но если Ты хочешь, чтобы этого не было в моей жизни, я хочу расстаться с ней!»

Где-то под диафрагмой у меня появилось чувство облегчения, как будто развязался узел. Это освобождение выразилось в глубоком, длинном вздохе, который соскользнул с моих губ. Несколько мгновений я сидела вялая, лишённая силы. Затем я взяла всё ещё дымящуюся сигарку и затушила её о пепельницу, пока она не разломалась и не рассыпалась в моих руках.

Когда в моих ногах вновь появилась сила, я взяла пепельницу и отнесла её на кухню, где выбросила её содержимое в мусор. На кухонном столе я приметила неначатую пачку сигарок и выбросила их в мусор. Затем я пошла в спальню, вынула ещё одну пачку из своей сумки и точно таким же образом избавилась от неё. Наконец, я вернулась в столовую и возобновила изучение Библии.

Только в конце дня я поняла, что произошло чудо. Прошло целых десять часов, а я так и не прикоснулась к сигаре! Я даже в мыслях не думала о них. И всё это при том, что я придавала им огромное значение в своей жизни. А теперь они как бы перестали существовать для меня. В течение следующих дней Корсор хлестала буря. Но бушующая стихия снаружи только усиливала контраст мира, который ' наполнял мою квартиру. Большую часть времени я проводила за чтением Библии. К вечеру пятницы я добралась до Евангелия от 2-Иоанна. Первые стихи первой главы обратили на себя моё внимание так, как это не удавалось никаким другим словам. Я читала их снова и снова:

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…. В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков…, И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца.

От Иоанна 11:1, 4, 14

Сочетание величия и простоты этих стихов превосходило любое другое произведение литературы, которое я когда-либо изучала.

Когда я уставала от чтения, я садилась за пианино и наигрывала и пела те гимны, которые я выучила в церкви, будучи ребёнком. Слова и мелодии, которые я не слышала годами, вдруг всплывали в памяти.

Время от времени, диковинность всего этого поражала меня, и я спрашивала сама себя: «Придумываю ли всё это? Или же это на самом деле происходит со мной?» И каждый раз я отвечала на свой собственный вопрос двумя фактами, настолько явными, что я не могла отрицать их. Во-первых, постоянный мир, который наполнял моё внутреннее естество и пронизывал всё квартиру. Во-вторых, чудесное освобождение от курения. Я знала, что, вне всякого сомнения, это не было результатом ни моих собственных усилий, ни игрой моего воображения.

В субботу, Вальборг принесла мне в спальню мою утреннюю чашку кофе.

«Доброе утро, мисс» – сказала она. «Вот ваш кофе. Я везде искала ваши сигарки, но нигде не могла найти их».

«Я их все выбросила» – ответила я. «Я бросила курить».

«Вы бросили курить? Почему? Вы болели?»

«Я никогда не чувствовала себя так хорошо! Но, видишь ли, сигары мне больше не нужны. Со мной что-то случилось…». Неуверенно я начала подбирать нужные слова Я попыталась описать, что произошло за последние четыре дня. В конце Вальборг помолчала некоторое время. Затем она сказала:

«Я не думала, что такие вещи могут случаться с людьми и сегодня. И всё-таки я знаю, что это так и есть». Теперь и она засмущалась. «Видите ли, как только я открыла дверь в квартиру сегодня утром, я знала, что-то изменилось. Было что-то такое, чего не было раньше…».

«Вальборг, это не что-то, а Кто-то. Это Иисус! Он на самом деле жив прямо здесь и сейчас».

Первые дни нового семестра прошли без особых событий. Я видела Сорена каждый день, когда все учителя собирались в общей комнате на чашечку кофе в перерыве, но мы только обменивались вежливыми фразами. Затем, во время окна в пятницу после обеда, я читала журнал в учительской библиотеке, когда за моей спиной раздался голос Сорена. «Прерываю ли я поиски истины? Или я могу присесть и поговорить?»

«Я сама хотела поделиться с тобой кое-чем».

«Это очень интересно!» – Сорен сел напротив меня.

Моё сердце начало биться учащённее. Я знала, что объяснить Сорену будет труднее, чем Вальборг. «Прежде всего, Сорен, я хочу сказать, что хочу извиниться за то, что так глупо ответила тебе в тот вечер. Боюсь, что ты подумал, что я не оценила сказанных тобой слов».

«Тебе не нужно извиняться, Лидия. Если этот другой вопрос так важен для тебя, то ты должна найти ответ».

«Вот, что я хотела рассказать тебе. Понимаешь, мне кажется, я начала находить этот ответ».

«Да? Каким же образом?»

Я чувствовала на себе взгляд зелёных глаз Сорена. «На прошлой неделе я провела четыре дня в своей квартире, сама, читая Библию и молясь. И Бог ответил на мои молитвы, Сорен! Он показал мне, что Иисус жив!»

«Я не понимаю».

«Иисус сто ял прямо передо мной, Сорен. Я видела над собой Его протянутые руки. Это длилось всего лишь мгновение, но это изменило всё».

Сорен молча смотрел на меня некоторое время. Наконец, он нарушил молчание. «Лидия, мы не дети, ни ты, ни я, и мы знаем друг друга достаточно долго, чтобы быть откровенными. Я вижу, что с тобой что-то случилось, но я не совсем уверен, что это помогло тебе. Не кажется ли тебе, что есть опасность впасть в излишний субъективизм? »

«Но, Сорен, это было не субъективно! Это не было игрой моего воображения. Я на самом деле видела перед собой Иисуса».

«Лидия, я не хочу сказать, чтобы ты отказалась от этого мнения, но я думаю, что тебе нужно иметь правильную перспективу. Как ты сама призналась, ты была более или менее отрезана от мира, и что ты долго читала Библию. Я уверен, что любой психиатр смог бы разумно объяснить всё, что произошло с тобой без таких сильных эмоциональных оттенков».

Я была совершенно не готова к ответу Сорена. Его слова были похожи на сильные порывы ветра, грозившие угасить маленькую свечу веры, которая трепетала в моём сердце.

«Но, Сорен, ты не понимаешь! Если бы я только могла объяснить тебе, как чудесно иметь настоящий мир после всех этих месяцев борений и поисков».

«Но вот, ты снова за своё, Лидия! Ты опираешься на свои чувства. Но чувства могут измениться. Через месяц или два ты, возможно, увидишь всё по-другому».

Мои мучения закончились, когда прозвенел звонок, и нам пришлось расстаться. Когда в тот вечер я ехала со школы домой на велосипеде, я была в полном замешательстве. Я с таким нетерпением ожидала того момента, когда смогу поделиться с Сорёном своей новообретённой верой, но потерпела полное фиаско. Вместо того чтобы поверить моему переживанию, Сорен почти заставил меня усомниться в нём самой. Конечно, мне нужна была некая сила или мудрость, больше, чем мои собственные, если я хотела защитить свою маленькую свечу.

Припарковываясь под лестницей, я обратила внимание на кусок бумаги с напечатанным текстом, застрявший в спицах заднего колеса. Я вытащила его, намереваясь бросить в мусорное ведро на кухне, но в прихожей я заметила, что текст был на английском, и это возбудило моё любопытство.

Тот кусок бумаги, который я держала в руке, первоначально был буклетом из четырёх страниц, но первой страницы с началом не хватало. Вконцестоялоимя Эми Семпл Макферсон. Японяла, что темой буклета была сила молитвы. Автор рассказывала, как она попросила Бога дать ей то, что она назвала «духом молитвы» и описала последовавшие за этим результаты в своей жизни. Меня настолько поразила та часть текста, которая сохранилась, что я прочитала её полностью прямо в прихожей, даже не сняв верхней одежды. Наконец, я заметила рядом с собой Вальборг, которая ждала, чтобы помочь мне раздеться.

Когда обед закончился, и Вальборг пожелала мне спокойной ночи, я снова взялась за буклет. Там была одна мысль, которая упорно застряла в моём мозгу. Автор рассказывала, что однажды она провела в молитве целых сорок часов подряд. Моим первым побуждением было отказаться от этой мысли как абсурда. Но, тем не менее, если такое возможно, то значит, есть такое измерение молитвы, о котором я даже не мечтала, не говоря о том, чтобы побывать в нём. Что такое «дух молитвы»?

Наконец, я упала перед зелёным бархатным креслом, которое стало моим излюбленным местом для молитвы. «Господи, мне нужна точно такая же сила, как у этой женщины» – сказала я. «Я прошу Тебя, чтобы Ты дал мне точно такой же дух молитвы, как Ты дал ей». Я ожидала какого-то немедленного, драматического ответа, но ничего не случилось. «Вот что получается, если просишь то, чего сама не понимаешь» – упрекнула я сама себя.

Однако несколько дней спустя я осознала, что мой образ жизни изменился. У меня появился голод к молитве, точно такой, какой может быть к пище. Отказываясь принимать участие от игр в карты и катания на коньках, которыми я раньше занималась очень активно, я так планировала каждый день, чтобы достичь одной единственной цели провести как можно больше времени в непрерывной молитве. Я сказала Вальборг готовить самую простую еду на вечер, и с внутренним нетерпением ожидала, пока она выполнит все свои обязанности и уйдёт.

Однажды, оставшись одна, я заняла своё привычное место перед зелёным креслом. Почти всегда, как только я хотела начать молиться, меня что-то отвлекало собака, лающая во дворе, соседский ребёнок, разыгрывающий гаммы на пианино, даже тиканье моих собственных часов на стене. Также внутри меня был барьер самосознания. Говорить слова про себя было недостаточно. Но когда я молилась вслух, звук моего собственного голоса казался мне странным. Временами я сомневалась, а достаточно ли почтительны мои слова. Или же они казались иногда такими холодными и «церковными».

На то, чтобы прорваться через этот двойной барьер того, что отвлекало снаружи, и того, что тормозило изнутри у меня уходило от пяти минут до получаса. Но как только мне удавалось преодолеть этот барьер, у меня внутри как бы включался фонтан. Молитва начинала проистекать из какого-то источника внутри меня, более глубокого, чем моё сознание.

В большинстве случаев, мои молитвы сосредотачивались вокруг какой-то одной темы, которая не зависела от какого-то сознательного выбора с моей стороны. Это могла быть моя семья, или мои коллеги, или мои ученики. Однажды я назвала по имени всех девочек в моём старшем классе по домоводству, представляя каждую девочку в уме. Однако мои молитвы не ограничивались теми людьми, которых я знала. Иногда я начинала молиться за людей в других странах, о которых я знала только как о географических точках.

Если я никак не могла прорваться через первый барьер, то обращалась к книге Псалмов и начинала вслух читать из неё. Меня особенно ободряли молитвы Давида. Псалом 41 выражал жажду моей души, которой я так долго не замечала: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе!» (стих 2). Псалом 50 стал криком моей собственной души о внутренней чистоте: «Окропи меня иссопом, и буду чист, омой меня, и буду белее снега» (стих 9).

Но к одному отрывку я возвращалась снова и снова: «Укажи мне, Господи, пути Твои, и научи меня стезям Твоим. Направь меня на истину Твою, и научи меня; ибо Ты Бог спасения моего: на Тебя надеюсь всякий день» (Псалом 24:4-5).

Двумя неделями раньше я прочитала о «тесных вратах». Затем Сам Иисус открыл врата и провёл меня через них. За ними был «узкий путь» – та особая тропа в жизни, по которой мне предстояло пройти. Подобно Давиду, мне нужна была помощь Божия, чтобы найти её.

Во второй половине января я молилась таким образом почти каждый день. Затем однажды в четверг в начале февраля, когда я всё пыталась пробиться через начальный барьер, в мою дверь неожиданно постучали. Быстро расправив следы от моих локтей на кресле, я подошла к двери. Ко мне пришла одна из моих коллег, Эрна Сторм. Эрна везде ездила на шумном красном мотоцикле. Поэтому ученики называли её «красным штормом».

«Я пришла спросить вас, не замените ли вы завтра утром меня на дежурстве в столовой» – объяснила Эрна, усаживаясь на зелёном бархатном кресле. «Я договорилась повести маленькую Эльзу Ларсен к врачу. У Эльзы такое косоглазие, а её родители не хотят, чтобы её подлечили, и она смогла носить очки».

«Почему же?» – спросила я.

«Наверно, они являются членами какой-то религиозной секты, которая верит, что Бог исцеляет по молитве, и они ждут, чтобы Бог исцелил её от косоглазия, А в это время бедный ребёнок даже не может прочесть то, что написано на доске».

«Я никогда не слышала об этом!» – воскликнула я. «Это ещё не всё! Они верят в огненные языки и видения и всё такое прочее. Они называют себя «пятидесятниками». У г-на Хансена, того, кто убирает у нас, есть племянница, которая пошла на одно из их собраний, и она говорит, что они катались по полу и лаяли, как собаки!» «Прямо здесь в Корсоре?»

«Именно так! Но и это не самое худшее! Летом они берут людей на берег Стор Баэльта даже приличных членов церкви и запихивают их под воду. Они называют это крещением, как будто их не крестили в младенческом возрасте в подобающей церковной обстановке!» Эрна откинулась на спинку кресла и осмотрела комнату. «Вас почти не видно в последнее время» – сказала она, «кроме, как в школе. Чем вы занимаетесь по вечерам?» Вопрос Эрны застал меня врасплох. «О, я усиленно изучаю Библию» – сказала я, «и молюсь». «Изучаете Библию и молитесь?» – Эрна с изумлением посмотрела на меня. «Послушайте моего совета и не переусердствуйте в этом! А то вы закончите когда-нибудь, как мисс Сондерби и одной такой личности, как она, более чем достаточно, среди преподавателей».

После того, как Эрна ушла, я подождала, пока она завела свой мотоцикл. Затем я вернулась в гостиную и снова встала на колени. Но барьер казался ещё более непробиваемым. Внутри я всё слышала слова предупреждения Эрны: «Послушайтесь меня и не переусердствуйте!»