Глава 24. Хитон и верхняя риза

И сделай хитон из виссона…

(Исх. 28:39)

И сделай верхнюю ризу к ефоду всю голубого цвета; среди ее должно быть отверстие для головы; у отверстия ее вокруг должна быть обшивка тканая, подобно как у отверстия брони, чтобы не дралось; по подолу ее сделай яблоки из нитей голубого, яхонтового, пурпурового и червленого цвета [и из крученого виссона], вокруг по подолу ее; [такого вида яблоки и] позвонки золотые между ними кругом: золотой позвонок и яблоко, золотой позвонок и яблоко, по подолу верхней ризы кругом; она будет на Аароне в служении, дабы слышен был от него звук, когда он будет входить во святилище пред лице Господне и когда будет выходить, чтобы ему не умереть.

(Исх. 28:31-35)

Если мы бросили даже только один беглый взгляд на высокое положение, достоинство и преимущественные права первосвященника Израилева, то очень скоро и совершенно невольно у нас возникнет вопрос: что же собственно давало это высокое преимущество и достоинство, позволявшее человеку, посредничая перед Иеговой, заступать своих собратий? Был ли он исключением из них в каком-либо отношении? Был ли он другим по рождению или по своим заслугам, или он обладал какими-либо преимуществами перед другими смертными? Мы можем совершенно спокойно ответить на все это решительным "нет". Он стоял на одном уровне со всеми своими собратьями, именно на том, который Господь раз на всегда указал словами Св. Писания, говоря: "Нет различия, потому что все согрешили и лишены славы Божией" (Рим.3:22,23). И все-таки, мы не можем себе иначе представить: тот, который заступал всех и безбоязненно приближался к святому Богу, должен был быть возвышен над этим общим уровнем, должен был быть праведным и святым, без пятна и порока, благоугодным, достойным и чистым пред Богом, как торжественно свидетельствует апостол, описывая Евреям первосвященника: "Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес" (Евр.7:26). Он должен был соединять в себе божеские и человеческие качества, посредством которых он мог бы удовлетворить и Бога и человека. Так как ни один человек и даже Аарон не обладал ими, но все-таки представлял прообразно грядущего великого Первосвященника, Который должен бил иметь их в совершенстве, то они были символически приобщены ему Богом в священных одеждах. Во всем, что ни облекало или украшало первосвященника Аарона, во всякой принадлежности его одежды ему сообщалось какое-нибудь качество посредника нашего, какая-нибудь черта нашего Спасителя, и поэтому и здесь мы должны искать его превосходство, его великое преимущество пред другими священниками. Постараемся в предстоящих беседах выяснить эти крайне драгоценные черты в "славных и благолепных" одеждах первосвященника. Сам Дух Святой да руководит нами в этой благословенной работе. Начнем прежде всего с

хитона и верхней ризы.

Итак, рассмотрим хитон первосвященника. В 39 ст. сказано: "И сделай хитон из виссона". Это была одежда, плотно прилегавшая к телу и притом первая, которую Аарон одевал после полного омовения Моисеем. Таким образом, он являлся, по отношению к омовению, как чистый и омытый, по отношению же к хитону, как облеченный в праведность, на что указывал светлый белый виссон. Очевидно, что тот, кто должен был заступать других грешных и порочных людей, сам должен был быть непорочным, чтобы в нем не нашлось никакого недостатка. Праведность должна была быть первым качеством его, основанием его служения пред Богом, исходной точкой всех его действий. Если б у первосвященника недоставало праведности, то как могло бы видеть его око Божие? И могла ли успокоиться совесть бедных грешных людей, доверявшихся ему, как своему заступнику и ходатаю? Никогда! Поэтому Аарону, хотя бы только символически, необходимо было облечься в ризы праведности.

Но каким был он здесь точным прообразом Христа Иисуса, не имевшего ни в чем недостатка, обладавшего всем совершенством в полной мере; Он был назван Самим Богом "священником Бога Всевышнего", "по чину Мелхиседека"; и, чтобы мы не сомневались в том, что Он хочет этим сказать, сам апостол дает нам пояснение: "Во первых" – говорит он нам, – "Он по знаменованию имени царь правды, а потом и царь Салима, т.е. царь мира" (Евр.7:2). Итак, праведность стоит и у Него во главе, Он – царь ее, потому что она принадлежит Ему в совершенной мере, она составляет Его ближайшее качество, область Его неограниченного владычества, и поэтому Он и может быть благословенным и увенчанным славой носителем мира для всех тех, которых Он заступает пред Богом. Апостол Иоанн не находит никакого другого утешения для Его ошибающихся и согрешающих детей, как именно совершенство Господа, когда он им пишет: "Дети мои! сие пишу вам, чтобы вы не согрешали, а если бы кто согрешил, то мы имеем Ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, праведника" (1Иоан.2:1). "Нам могут наши недостатки и грехи заграждать уста, и наши ошибки заставлять нас молчать перед Богом, но Иисус" – хочет он сказать, – "может ходатайствовать за нас; Он, праведник, имеет полное право на это". Но это еще не все. Не только Сам он праведен, но и действие Его и дело Его ходатайства за грешников пред Богом совершенно праведно, потому что "Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира" (1Иоан.2:2). Он – "Господь, оправдание наше" (Иер.23:6), "Солнце правды", несущее нам исцеление в лучах Своих (Мал.4:2); и в нем Он скрывает всех тех, которые, подобно птенцам, собрались под крылами Его, найдя себе убежище под ними. Подобно той чистой белой одежде, покрывавшей тело первосвященника, облек Он тело Свое, которое есть Церковь Его, в Свою праведность, и так стоит она в Нем и с Ним пред престолом Божиим. Сыны Аарона представляют собой верное отражение этого, потому что в таких же чистых, белых одеждах, какую носил и их глава, ходили они пред Господом во святилище; в этом отношении они были одеты одинаково с ним.

Итак, как спокойно можешь ты быть, чадо Божие, и какой чудный мир может быть уделом твоим! Взирая на Него, твоего царственного Ходатая, Царя правды и мира, ты знаешь, что никакое око – ни человеческое, ни ангельское, ни око князя мира сего, так сильно желавшее подметить в Нем что-либо, ни самое око Божие не откроет в Нем ни малейшего недостатка; итак, ты можешь вполне и всецело опереться на Него: Он с торжеством доведет до конца дело твое. Если ты смотришь чрез Него на себя и видишь себя сокрытым в Нем, то ты можешь ликовать за себя вместе с пророком: "Радостию буду радоваться о Господе, возвеселится душа моя о Боге моем; ибо Он облек меня в ризы спасения, одеждою правды одел меня, как на жениха возложил венец, и как невесту украсил убранством. Ибо как земля производит растения свои, и как сад произращает посеянное в нем, так (т. е. без содействия, помощи с их стороны) Господь Бог проявит правду и славу пред всеми народами" (Ис.61:10,11). Но твой жребий еще несравненно драгоценнее: тебе не нужно более ожидать его осуществления в будущем, как пророку, но ты можешь сказать: "Господь Бог уже проявил мне правду и славу Свою".

Но обратимся далее ко второй одежде первосвященника – голубой верхней ризе. Это было, собственно, длинное, широкое одеяние, ниспадавшее складками с плеч до самой земли. Весь человек был вполне облечен им.

Нам уже известно, что, голубой цвет есть цвет неба и что всем, носившим его предметам он сообщал оттенок небесного. Итак, первосвященник являлся здесь, как небесный, потому что был весь покрыт этим цветом. Хотя служение его совершалось здесь, на земле, но в этом обстоятельстве заключалась мысль, что на него следовало смотреть, как на небесное служение. И действительно, главное, служение первосвященника происходило во Святом-святых, прообразе неба, почему кроме него никто не имел туда доступа. И замечательно, у священников мы не находим этой голубой ризы и вообще никакого голубого знака, что указывает на то, что их служение касалось только жизни веры здесь, на земле.

В действительности, братия мои, мы отнюдь не можем искать здесь нашего великого Первосвященника и Его первосвященническое дело; Он, правда, был здесь умирающим жертвенным Агнцем, но, лишь только пролилась Его кровь, Он поспешил с ней в вечное Святое-святых, где и с этой минуты занял Свое место одесную Бога. Нет, не здесь совершается это драгоценное служение Господа, не по эту, а по ту сторону завесы, в присутствии Иеговы. Конечно, Он совершает служение Свое для тех, которые на земле, но совершает его там, на том месте, где мы в Нем так сильно нуждаемся. Некогда это место занимал "клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь" (Откр.12:10). Но при появлении нашего Ходатая он был низвержен, и "не нашлось уже для него места на небе". И мы можем присоединиться к торжеству; "Итак, веселитесь, небеса и обитающие на них" (Откр.12:12), потому что Бог нас "посадил на небесах во Христе Иисусе" (Еф.2:6).

При внимательном чтении Библии, нам станет очень ясно, что первосвященническая деятельность Христа совершается в небесах. Правда, почти кажется, что это не так, когда в 17 гл. Евангелия Иоанна мы уже здесь, на земле, слышим, Его горячую, первосвященническую молитву, звучащую в ушах наших еще прежде, чем Он восшел туда, но, проследив хорошенько, мы скоро откроем, как Он, уверенный в Своей победе и Своем торжестве, предварил Себя и, в духе видя Себя уже там, в присутствии Своего Отца, приносил Ему эту молитву. Слава и благодарение Ему за то, что Он сделал это, потому что таким образом Он дал нам блаженное предвкушение нашего бесконечного приобретения, выпавшего на нашу долю с тех пор, как Он пребывает на небесах. Перечтите Его слова, и вы убедитесь, как, будучи еще здесь, пред завесой святилища, Он возносился от земли и видел Себя уже в славе пред Отцом. "Я" – говорит Он в этот торжественный час -"совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить", и все же слово "Совершилось"! Им еще произнесено не было. Затем Он продолжает "И ныне прославь Меня Ты Отче, у Тебя Самого славою которую Я имел у Тебя прежде бытия мира"; в духе Он уже вкушает предлежавшую Ему радость (Евр.12:2. В исправленном переводе). Далее мы слышим: "Я уже не в мире": таким образом Он стоял уже, как великий Первосвященник, на месте Своего вечного священнического служения. Далее мы находим, что все Послание к Евреям было написано, чтобы отвратить взгляд бедных новообращенных Евреев от земных священников и первосвященников, служивших еще тогда прообразам; для этого апостол направляет взоры их в небеса и удерживает там, показывая им Христа как великого Первосвященника, являющегося служителем самых будущих благ. "Главное же, о чем говорим, есть то: мы имеем такого Первосвященника, Который воссел одесную престола величия на небесах, и есть священнодействователь святилища и скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек", – так описывает апостол место и священническую деятельность нашего Господа. И, далее, он даже говорит нам: "Если бы Он оставался на земле, то не был бы и священником" (Евр.8:1-5), и это должно раз навсегда разрешить нам вопрос, что небо служит областью Его первосвященнической деятельности, на что указывает нам прообраз. Нет, на земле Он не мог быть священником: Он не принадлежал к колену Левия. Он был, как поясняет нам тот же апостол, – "из другого колена, из которого никто не приступал к жертвеннику, ибо известно, что Господь наш воссиял из колена Иудина, о котором Моисей ничего не сказал относительно священства" (Евр.7:13,14). Он не мог быть здесь священником, потому что здесь служили "образу и тени небесного" (Евр.8:5); это служение должен Он был предоставить другим, ведь Он Сам был сущностью этих небесных благ и пришел, чтобы послужить им, а это могло совершаться только на небе.

Итак, направим раз навсегда наши взоры туда, где Христос сидит одесную Бога. Там наш Первосвященник и Ходатай, там, где мы нуждаемся в Нем, и, слава Ему, Он не только носит, подобно Аарону, голубую ризу, которую можно было одевать и снимать, но Он Сам – "Господь с неба", "превознесенный выше небес"; там отныне – святилище наше, там – наше истинное поклонение, наше истинное Богослужение, там – источник наших благословений и "все во всем", там да будет и жительство наше!

Возвращаясь опять к нашему прообразу, я особенно хотел бы указать на тщательность, с которой должно было быть отделано отверстие для головы у голубой ризы. В 32 ст. сказано: "Среди ее должно быть отверстие для головы; у отверстия ее вокруг должна быть обшивка тканая, подобно, как у отверстия брони, чтобы не дралось". Обшивка около ворота делалась из крепкой ткани, чтобы она была очень прочна, потому что не только Аарон должен был носить эту одежду, но она переходила еще и к преемникам его. И, действительно, риза эта переходила от одного первосвященника к другому. Когда Аарон окончил свое земное поприще, Господь повелел Моисею: "Возьми Аарона и Елеазара, сына его, и возведи их на гору Ор. И сними с Аарона одежды его, и облеки в них Елеазара, сына его, и пусть Аарон отойдет и умрет там" (Чис.20:25,26). И Моисей в точности исполнил это божественное повеление. Лица сменялись одно другим, но отличительные знаки их первосвященнического достоинства оставались, они должны были изображать нечто пребывающее, не преходящее.

Если мы, далее, примем еще во внимание, что раздирание одежды человека было выражением скорби о гибели, несчастии или незаменимой утрате и, таким образом, означало отчаяние, как будто все погибло, то нам понятно, почему Бог желал предотвратить это. Никогда у первосвященника в служении его пред Богом не должно было быть минуты подобно тем, которые мы находим в жизни других людей. Отметим лишь некоторых из великого числа тех, которых называет нам Св. Писание. Вот Рувим, не находящий Иосифа во рве; о нем сказано: "Разодрал он одежды свои, и возвратился к братьям своим и сказал: отрока нет, а я, куда я денусь"? (Быт.37:29,30). Нечто подобное же читаем мы и о престарелом Иакове, когда ему принесли обагренную кровью одежду Иосифа. Он узнал ее и сказал: "эта одежда сына моего; хищный зверь сел его; верно растерзан Иосиф". И разодрал Иаков одежды свои, и возложил вретище на чресла свои, и оплакивал сына своего многие дни" (Быт.37:33,34). Вспомним затем об Иисусе Навине и Халеве: когда все общество сынов Израилевых возмутилось, задумало избрать себе начальника и возвратиться в землю Египетскую, Иисус Навин и Халев из страха и в ожидании грядущего на непокорных гнева Божия, разодрали одежды свои пред лицом всего народа (Чис.14:6). И затем еще Иисус Навин разодрал одежды, когда при Гае народ был поражен рукою сравнительно слабого врага. То была отчаянная борьба с Богом, что мы видим из следующих слов: "Иисус разодрал одежды свои, и пал лицом своим на землю пред ковчегом Господним, и лежал до самого вечера" (Иис.Н.7:6). И вот, подобных случаев, случаев такого горя и утраты, которые могли бы привести к раздиранию первосвященнического одеяния, не должно было быть между Богом и первосвященником; такое раздирание означало бы, собственно, конец и лишение этого служения и этого звания, так как эта одежда имела отношение именно к ним. Напрасно искали бы мы в Ветхом Завете примера, где первосвященник разодрал бы свою ризу: это было время, в которое служение образу и тени небесного должно еще было продолжаться, и потому, какие бы тяжелые удары ему ни наносились, знак его конца не мог быть дан первосвященником. Единственный пример этого рода встречаем мы в Новом Завете: это случилось в то время, когда истинный великий Первосвященник направлял шаги Свои во Святое-святых, чтобы предстать со Своею собственною кровию пред Богом, о чем Он заявил последнему служителю образа и тени небесного, сказав: "Отныне узрите Сына человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных" (Матф.26:64). То, что Он сидит одесную силы, апостол и относит в Послании к Евреям 8:1 к Его первосвященнической деятельности. Она действительно началась, именно, с этой минуты, а потому должно было случиться, как мы читаем далее: "первосвященник разодрал одежды свои" (Матф.26:65). Настало время, когда служение образу и тени должно было окончиться, и началась действительность. Христос, Агнец Божий, подошел к медному жертвеннику, а вслед затем, как первосвященник, за завесу.

Итак, та голубая одежда не должна была раздираться, и, все-таки, она была, наконец, разодрана, потому что была земная. Это было нечто видимое, временное, а "невидимое – вечно", говорит апостол; но все-таки своей прочностью она должна была указывать на вечное священство нашего Спасителя. Поэтому остановись и поразмысли, искупленный Богом. Подумай: твоему Ходатаю пред Богом не угрожает конец, и нет ни конца, ни утраты или отчаяния Его славному званию и служению для тебя. Безгранично велика может быть испорченность тех, за которых Он сделался Ходатаем, и они могут раздирать об этом сердца свои, но Он не знает перемены и никакой тени страха относительно успешного завершения Своего славного дела в них и для них. Для Сына, поставленного "на веки совершенным" первосвященником по клятвенному слову Божию, нет теперь ничего невозможного.

Но дальше, возлюбленные, посмотрите на подол этой одежды с его роскошными украшениями. "По подолу ее сделай яблоки из нитей голубого, яхонтового, пурпурового и червленого цвета, вокруг, по подолу ее; позвонки золотые между ними кругом. Она будет на Аароне в служении, дабы слышен был от него звук" (Ст.33-35). По человеческому рассуждению, могло казаться странным такое украшение при торжественном богослужении: но в свете Божием оно полно благословения.

Прежде всего, посмотрите на золотые колокольчики по всему подолу ризы. Какие приятные, нежные звуки должны были раздаваться во время шествия первосвященника! Он не мог ступить ни шагу без того, чтобы не быть услышанным. Мы читаем о многих обязанностях первосвященника во святилище и Святом-святых: он должен был возлагать каждое утро и каждый вечер благовонное курение на золотой жертвенник, наполнять золотой светильник свежим елеем, и по субботам он же должен был полагать новые хлебы на стол для хлебов предложения; кроме того, при каждом приношении жертвы за грех, он постоянно окроплял кровью эти покои; обо всем этом упоминается в Св. Писании, но нигде мы не читаем о том, что ему приходилось там говорить. Нет, Аарон не говорил ни слова, ни во святилище ни во Святом-святых, но облекавшие его одежды с их украшениями изображавшими качества, благоугодные Богу, говорили, посредством этих колокольчиков, языком, который Бог один понимал и только желал слушать. Он Сам повелел прикрепить эти маленькие звоночки именно к тому месту одежды, где малейшее движение должно было вызвать их звуки. И где только не слышались эти приятные звуки? Из святилища проникали они с одной стороны до двора, и с другой доходили до внутренней части святилища, до Святого-святых, к Богу. Как удивительно должно было себя чувствовать все множество ожидающего вне народа, который не мог уже видеть первосвященника своего, лишь только он вступал в скинию собрания, когда изнутри, хотя бы только тихо, до их ушей доносился звон золотых позвонков. Они могли себе тогда сказать: "Теперь он священнодействует за нас", и: "Если уже здесь, во дворе, мы слышим звон золотых колокольчиков, как дивно должны они звучать вблизи Иеговы, во Святом-святых"!

И мы, возлюбленные, видели нашего великого Первосвященника входящим во Святое-святых; Он скрылся из наших глаз, и ухо наше не слышит Его более; но все мы знаем, что Он говорит там, где прекратятся все языки (1Кор.13:8, которые тоже принадлежат к тому, что отчасти), говорит звуком золотых позвонков, говорит божественным языком одним Своим появлением, превосходящим все языки. Подумаем только о личности Его: от начала веков был Он возлюбленным существом Отца, одинаковым с Ним, и разделял славу Его; и как при всем этом Он уничижил Себя, сделавшись поверженным в прах Сыном человеческим, Который был послушен до смерти, и смерти крестной; помыслим о Нем, как о Том, Который не знал греха и, все-таки, как великий пастырь овец, отдал жизнь Свою в жертву повинности, жертву умилостивления для грешников и стоит теперь там со Своею собственною кровию; помыслим о Нем во всей Его жизни, Его страданиях, Его полном самопожертвовании до смерти, как Он из горячей, пламенной любви к Отцу отдал Самого Себя в жертву и с этою же любовью приводить теперь в исполнение Его намерения, да, помыслим о Нем таким образом, и тогда скажите, каким всемогущим языком говорит там Его явление. И не доносятся ли от времени до времени оттуда и до нас эти чудные звуки? Не долетают ли отдаленные звуковые волны эти из небесного Святого-святых и до нашего слуха в потоках благословений, обетований и сладких утешений, нам передаваемых чрез посредство чудного другого Утешителя нашего, Духа Святого? Да, и я, и ты, и все мы, несомненно, слышали их много раз. "Оставь его и на этот год, пока Я окопаю его и обложу навозом, не принесет ли плода", так ходатайствует пред Богом Его появление за одного. "Носи, поддерживай и охраняй его до старости и до седины его", ходатайствует Он за другого. "Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя", тихо шепчет Он третьему; четвертому из нас возвещает Его появление на небе благую весть: "Если будут грехи ваши, как багряное, как снег убелю; если будут красны, как пурпур, как волну убелю" (Ис.1:18). Пятый утверждается в уверенности, что "Он одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых" (Евр.10:14). Все это – разве не звуки золотых колокольчиков, доносящиеся до нас из другого мира, из Святого-святых, и не Ему ли обязаны мы ими? Необходимо, чтоб ухо наше оставалось всегда открытым и приобрело особенную чуткость, дабы ни один из доносящихся до нас оттуда звуков не пропал даром, но сделался нам вечно памятным.

Рядом с золотыми колокольчиками красовались еще на подоле голубой ризы гранатовые яблоки. Они чередовались с золотыми звонками; этих миловидных плодов должно было иметься как раз столько же, сколько и золотых колокольчиков. "Золотой позвонок и яблоко, золотой позвонок и яблоко, по подолу верхней ризы кругом" – таково было повеление Божие (ст. 34). Плоды первосвященника должны были вполне соответствовать речи его посредством золотых колокольчиков. Он должен был быть плодовитым ходатаем своего народа пред Богом. Рассматривая ближе привешенные к первосвященнической одежде плоды мы открываем в последних чудное сходство с приобщенными ему от Бога свойствами. Я напоминаю вам только те четыре облачавшие его священные цвета и значение их, и, затем, посмотрите, как эти гранатовые яблоки им соответствуют; в плодах этих снова встречаются все эти привлекательные цвета Таким образом, первосвященник являлся не медью звенящей и не кимвалом звучащим, но таким, речь которого производила "золотые яблоки в серебряных прозрачных сосудах" (Притчи 25:11),- таким, чьи плоды вполне согласовались с сообщенными ему свойствами.

Все это в первосвященнике Израильском были только тени, картина, нарисованный огонь которой не жжет и не светит, но указывает на действительность, не только вполне соответствующую всякой тени и всякой верно нарисованной линии но бесконечно превосходящую ее. Блаженны дети Божии, нашедшие во Христе Иисусе в силе и жизни то, что показано в этом прообразе! Они ежедневно познают, как перешли от тени к действительности, потому что вкушают теперь плоды своего истинного Ходатая: они видят их не только изображенными на картине, но и наслаждаются ими, они сделались их пищей и питьем. Да, возлюбленные, мы знаем, что ни один звук нашего Заступника не останется тщетным, что Его ходатайство производит плод за плодом, которые достаются нам, членам Тела Его, здесь на земле, даром и безвозмездно. С первой минуты Его вступления во Святое-святых до возвращения Его оттуда, весь народ Его и каждая отдельная душа получает непрестанный приток тех благословений, которые Он изливает на них оттуда. "И Я умолю Отца"- обещал Он, оставляя Своих искупленных, "и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами во век" (Иоан.14:16): и лишь только Он предстал пред Богом, как этот драгоценнейший из всех плодов Его ходатайства снисшел к нам. Апостол Петр, один из первых получивший Его, свидетельствует об этом следующими словами: "Итак, Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святого Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите" (Деян.2:33). Только что явившись туда, – Он получает, только что получив, посылает Он нам Его – другого Утешителя, чтобы мы могли пользоваться плодом Его ходатайства. И если бы мы вздумали рассказывать друг другу, какие чудные плоды, вполне соответствующие Его существу, мы ежедневно вкушаем, то нам не достало бы времени на это. И еще больше, посмотрите только, какая драгоценная свобода дана нам в том, что Он позволил нам приходить чрез Него Самого к Отцу и просить Его о чем мы хотим. "И если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Если чего попросите во имя Мое, Я то сделаю" (Иоан.14:13,14),- вот торжественное приглашение, два раза подряд, – и уверение в получении желаемых плодов. Блажен народ, имеющий такого Первосвященника пред лицом Божиим!

Поэтому всякий, причисляющий себя к этому народу, взгляни радостно на все это, потому что чего могло бы недоставать даже самому слабому и ничтожному из них? Он знает, что его Первосвященник всегда жив, чтобы ходатайствовать за Своих; и Его уста громко провозгласили: "Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня" (Иоан.11:42); из этого он может дерзновенно заключить: "Когда и в чем могу я нуждаться"? Если Он всегда жив, если Он всегда ходатайствует за меня, если Он всегда услышан, тогда, воистину, возлюбленные, мое спасение совершенно! Да, оно полно, оно совершенно! Пусть же око ваше с детским доверием успокоится на Нем навеки!

Аминь.